Британская Гвиана

0
1298

Плохо сохранившийся и потертый по краям кусочек красной бумажки размером 27х30 мм, с отрезанными углами, что придает ему форму восьмиугольника. На нем написано, но что? Из-за смазанного штемпели и чернильного росчерка почтового чиновника разобрать не так-то легко.

Взгляните на рисунок. Перед вами уникум: единственная в мире знаменитая одноцентовая марка Британской Гвианы 1856 года.

Если весною того же года продавший ее через почтовое окошечко чиновник получил 1 цент, то 114 лет спустя на аукционе в Нью-Йорке за эту же самую марку было уплачено 280 тысяч долларов.

При каких обстоятельствам появился этот уникум?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы собрали и критически проанализировали около 50 различных статей и заметок, посвященных этой марке. Находясь в Нью-Йорке летом 1967 года, мы посетили Юлиуса Столова, совладельца одной из крупнейших филателистических фирм Америки. Тогда по поручению обладателя уникума, пожелавшего остаться неизвестным, фирма братьев Столовых являлась хранителем этой редчайшей марки.

Ю. Столов охотно поделился многими интересными и малоизвестными фактами из истории «Британской Гвианы», подарив на прощание интересный сувенир: прекрасно выполненное «факсимиле» марки.

Началом предыстории ее можно считать февраль 1856 года, когда в Демераре (ныне Джорджтаун), главном городе Британской Гвианы, иссяк запас почтовых марок, а очередное пополнение из Лондона сильно запаздывало.

Почтмейстер получил разрешение губернатора выпустить небольшую партию временных марок. Их изготовление было заказано в типографии местной газеты.

К сожалению, исследователям так и не удалось с достоверностью установить: печатались ли марки, как и предыдущие выпуски, в двух номиналах — 1 цент для местных писем и 4 цента для иногородней корреспонденции, или только лишь четырехцентового номинала. Даже самые тщательные поиски, предпринимавшиеся в течение столетия, не увенчались находкой второго экземпляра, но и смогли дать убедительное объяснение, почему одноцентовая марка существует всего лишь в единственном экземпляре. Высказывались три предположения: первое — одноцентовая марка была отпечатана весьма малым тиражом и сохранился всего лишь один экземпляр; второе—марка является опечаткой, типографским браком четырехцентовой; третье — марка фальшивая, переделана из четырехцентовой.

Последнее предположение отпало, когда известный английский эксперт М. Пэмбертон-старший после тщательного изучения спорной марки в 1885 году заявил в печати о ее несомненной подлинности. В 1891 году другой знаток марок и будущий президент Королевского филателистического общества в Лондоне М. Бэкон дал Ф. Феррари, в то время владельцу марки, письменную гарантию в ее подлинности.

Несостоятельной оказалась и вторая гипотеза — о типографской ошибке. Марки изготовлялись под наблюдением и контролем почтовых чиновников.

Да и трудно допустить возможность механической опечатки: «one cent» вместо «four cents».

Остается лишь первое и наиболее вероятное предположение; марки номиналом в один цент для местной корреспонденции печатались в малом количестве, возможно 100 — 200 штук.

Поскольку конверты изготавливались в те времена без клея на клапанах (тем более в колониях с влажным тропическим климатом), то марка могла служить также облаткой, склеивающей клапаны конверта. В этих случаях она обычно разрывалась при вскрытии письма. Этим можно до некоторой степени объяснить, почему не сохранились другие экземпляры одноцентовой марки 1856 года.

В центре марки — изображение трехмачтовой шхуны, служившее виньеткой для раздела морской хроники местной газеты. Впоследствии дотошным исследователям удалось установить название корабля, взятого за образец для виньетки. Это сообщалось в сборнике «Germania — Berichie» за 1930 год.

Название шхуны «Зандбах». Она совершала рейсы между островами Вест-Индского архипелага, закупая копру, табак и сахар для метрополии.

Над изображением шхуны и под ним девиз колонии по-латыни: «Damus petimusque vicissim» — «Мы даем и берем взаимно». Причем на марке «petimus que» ошибочно напечатано в два слона. По трем сторонам на английском языке: «Почта Британской Гвианы», а на четвертой, правой: «One cent» — «Один цент».

Корабль и шрифт выполнены типографским способом черной краской на малиново-красной бумаге. В верхнем левом углу надпись от руки «EDW»— инициалы почтового чиновника Эдуарда Уайта. Опасаясь подделки, чиновники ставили инициалы на каждой проданной марке.

Штемпель гашения слегка размазан, но на нем можно разобрать: «DEMERARA, АР. 4, 1856».

Марка в 4 цента имеет те же рисунок и надписи (кроме номинала) и печаталась также на малиново-красной бумаге, а с сентября 1856 года на более светлой розово-карминовой бумаге. Часть тиража, видимо из-за нехватки красной, была отпечатана на синек бумаге и встречается раз в шесть реже, чем на красной. Четырехцентовые марки известны с инициалами четырех почтовых чиновников. В негашеном виде марки не сохранились.

Итак, в начале апреля 1856 года почтовый чиновник Э. Уайт, обрезав по ему лишь известным соображениям все четыре угла одноцентовой марки, поставил на ней свои инициалы и получил за нее от клиента один цент. Четвертого апреля марка выполнила свое основное назначение, оплатив доставку местного письма в лом мистера Вернон-Вогана.

Конверт с содержимым и наклеенной на него маркой 17 лет покоился в семейном архиве, пока его не извлекла оттуда маленькая, но всюду проникающая рука одиннадцатилетнего школьника и новообращенного филателиста Л. Вернон-Вогана-младшего. Это было в 1873 году.

Из-за невзрачного вида марка не понравилась мальчику, и он решил избавиться от нее при первой возможности, отдав за шесть шиллингов опытному коллекционеру Н. Мак-Киннону. Так марка обрела второго владельца, а через пять лет вместе со всей коллекцией Н. Мак-Киннона перешла к ливерпульскому торговцу Томасу Ридиату.

Новый владелец поначалу не обратил особого внимания па одноцентовую марку Британской Гвианы. Она даже вызвала у него некоторые сомнения в подлинности. По потом, тщательно исследовав марку и показав ее специалистам. Ридпат понял, что является обладателем одной из редчайших марок мира. В том же 1878 году Ридпат продал ее за 150 фунтов известному филателисту барону Филиппу де ля Ренотьер Феррари, в обширнейшей коллекции которого марка надолго обрела покой и получила известность.

20 мая 1917 года Филипп Феррари умер. Свое несметное филателистическое сокровище, находившееся в то время в австрийском посольстве в Париже, он завещал Берлинскому почтовому музею.

Узнав об этом, французское правительство наложило на коллекцию, как на немецкое имущество, арест и решило продать ее с аукциона в счет погашения германских репарационных платежей. Коллекция была распродана на 14 аукционах, состоявшихся в 1921 — 1925 годах; вырученная за нее сумма превысила 26 миллионов франков. 7 апреля 1922 года на третьем аукционе, состоявшемся в Париже в отеле «Дрюо», уникальную марку купил английский торговец Гриберт за 352 500 франков. Эта баснословная, не слыханная по тому времени цена, уплаченная за одну почтовую марку, вызвала в печати острую полемику.

Как оказалось, Гриберт был всего лишь агентом, действовавшим по поручению другою лица — Нью-йоркского фабриканта Артура Хайнда. Надо отдать ему должное. Он охотно экспонировал свое сокровище на крупных филателистических выставках. Марка выставлялась в 1923 году на британской имперской выставке в Лондоне, в 1926 году — на международной филателистической выставке в Нью-Йорке и спустя четыре года на берлинской международной филателистической выставке «IPOSTA». «Гвианский уникум» всегда оказывался «гвоздем» выставки, и посетители простаивали в долгих очередях, чтобы хоть мельком взглянуть на легендарную марку.

После смерти А. Хайнда в 1933 году его коллекция согласно завещанию должна была быть продана с аукциона в пользу его наследников. Но вдова Хайнда изъяла «Гвианский уникум» из общего наследства, так как эта марка, уверяла она, была личным подарком ей от мужа. Начался долгий судебный процесс. Но по решению суда марка была оставлена у вдовы А. Хайнда, ставшей ее шестым владельцем.

В связи с процессом вспомнили о здравствовавшем в то время «первооткрывателе» знаменитой марки Л. Вернон-Вогане. Ему тогда уже было 72 года. В печати появились его воспоминания и интервью. В одном из них его спросили: «Много лет назад вы продали свою находку за 6 шиллингов. Если бы вы придержали эту марку, то теперь получили бы за нее не менее десяти тысяч фунтов. Что вы на это скажете?».

«Не сожалею и не печалюсь, — ответил он, — к чему теперь это?».

В 1940 году вдова А. Хаинда все же решает расстаться с подарком мужа. Марка была продана за 42 тысячи долларов лицу, пожелавшему остаться неизвестным. Официальным ее хранителем стала нью-йоркская филателистическая фирма братьев Столовых.

Вновь ею любовались 37 тысяч посетителей на выставке, посвященной 100-летию первого каталога почтовых марок фирмы Стэнли Гиббонса. Выставка проходила в Лондоне с 17-го по 20 февраля 1965 года. Владелец марки по-прежнему оставался неизвестным. Его имя стало известно филателистическому миру лишь 24 марта 1970 года, когда в фешенебельном нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория» она была предложена к продаже на аукционе филателистических редкостей. Ее седьмым обладателем — инкогнито в течение 29 лет — оказался проживающий в США австралийский скототорговец-миллионер Фредерик Смоол. Судя по его филателистическим интересам, он считал коллекционирование почтовых марок в большей мере средством выгодного помещения капитала.

На аукционе страсти за марку разгорелись вовсю. Уже начальная цена 100 тысяч долларов более чем вдвое превысила цену, уплаченную за нее 30 лет назад. Надбавки шли не менее чем по 10 тысяч. Через полчаса истерического ажиотажа, после третьего удара молотка «Гвианский уникум» за 280 тысяч долларов перешел в руки нового владельца — Ирвина Вейнберга, руководителя крупного торгового синдиката из штата Пенсильвания. Одной из целей этого синдиката, как заявил он журналистам после аукциона, является предупреждение утечки филателистических редкостей за границу.

Все это конечно, лишь красивые слова бизнесмена, которого в филателии интересует то, на чем можно хорошо заработать. И если И. Вейнберг экспонировал «Гвиану» на филателистических выставках в Базеле (1974 г.) и в Мадриде, то это делалось им ради рекламы, в поисках нового покупателя, согласного приобрести уникальную марку за еще более высокую цену.

И. Шелестян.
Филателия СССР. 1975. №8

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here