Так охарактеризовала русская пресса скандальный процесс фальсификаторов почтовых марок, начавшийся 21 марта 1911 года в варшавском окружном суде. Несколько дней столичные и губернские газеты публиковали репортажи из Варшавы, докапывались до мельчайших подробностей дела…
И началось-то все с мелочи.
Летом 1908 года московский полицейский решил отправить письмо своему приятелю. Нужной марки не было, и по дороге на службу он зашел в мелочную лавочку Каурова (существовали тогда в Москве своего рода «карманные» универмаги, в которых торговали всем подряд: и мылом, и хлебом, и почтовыми марками, и мануфактурой), купил знак почтовой оплаты и тут же бросил письмо в ящик. Возвращаясь домой, полицейский, решивший посвятить этот вечер почтовой переписке, зашел в ту же лавочку и купил несколько семикопеечных марок.
Придя домой, полицейский, под синим мундиром которого мирно уживались два человека — сыщик и заядлый филателист, рассмотрел под лупой купленные марки и обнаружил, что они кое-чем отличаются от находящихся в его коллекции — неравномерная окраска, микроскопические черные точки по всему марочному полю, мельчайшие капельки клея в зубцах перфорации. Да и сам клей был несколько темнее обычного. «Пинкертон» вспомнил, что лавочник не отрывал марок от целого листа, а вытаскивал их по одной из коробки. Опытный глаз филателиста, которому сначала показалось, что случайно купленные марки — какая-то редкая разновидность, в конце концов усмотрел подделку. О своем открытии полицейский сообщил начальству. За Кауровым было установлено наблюдение. Вскоре его арестовали. Лавочнику было предъявлено обвинение в подчистке государственных знаков почтовой оплаты — преступление, за которое законами Российской империи предусматривалась уголовная ответственность. Через жившего у Каурова работника удалось получить нить к дальнейшему расследованию.
Она, как это ни странно, привела на московский почтамт к Дмитриеву, чиновнику экспедиции по продаже знаков почтовой оплаты.
Почти одновременно с московским делом в Брест-Литовске произошло событие, отмеченное многими газетами: арестовали местного марочного торговца Призанта. Случилось следующее. Житомирский клиент Призанта обратил внимание на то, что старые русские марки, которые он получал из Бреста на конвертах и вырезках, были, как правило, погашены штемпелями 1903—1907 годов. Но больше всего смутили коллекционера два конверта с марками образца 1858 года. Оба письма были отправлены из Москвы в Петербург, одно — 21 июня, а второе — 14 июля 1906 года, то есть через много лет после их официального изъятия из почтового обращения. По железной дороге письма везли в одном и том же семнадцатом почтовом вагоне. Результаты своих исследований житомирский филателист сообщил местной полиции. При обыске у Призанта нашли большое число чистых марок-одиночек, некоторое количество вышедших из обращения знаков почтовой оплаты, погашенных, в основном, штемпелями 1903—1908 годов, и очень мало — с более старыми гашениями. Однако полиции было точно известно, что Призант скупал использованных марок в сотни раз больше, чем продавал. Но излишки гашеных знаков почтовой оплаты обнаружить не удалось.
Их след отыскался в Варшаве.
Со всех концов России шли сюда гашеные марки в адреса Мокржинского, Кнастера, братьев Бергер. Те, в свою очередь, рассылали чистые знаки почтовой оплаты в Петербург, Москву, Киев, Ревель, Кишинев и во многие другие не только русские, но и зарубежные города.
Полиции удалось установить, что гашеные марки очищались от календарных штемпелей. В Варшаве были обнаружены две «фабрики», на которых старые марки превращались в новые. На одном из этих предприятий было занято четырнадцать человек, на другом — девять. Руководили делом братья Бергер.
С использованных марок теплой водой смывали всю грязь и старый клей. Затем химическим способом удаляли штемпель. Как ни неожиданным был налет полиции, на «фабриках» успели уничтожить рецепт состава для очистки марок. Фальсификаты по своему внешнему виду почти не отличались от почтовых марок, только что сошедших с печатного станка. Это дало основание судебному эксперту Гинзбургу сделать вывод, что «марки не потеряли своей ценности, потому что работа была выполнена хорошо… Очищенную марку, не имея опыта, невозможно отличить от таковой неочищенной».
«Новые» марки сортировали. Те из них, у которых не хватало несколько зубцов или были «тонкие» места и другие дефекты, наклеивали на конверты, открытки или просто на листы бумаги, гасили подлинными штемпелями так, чтобы отчетливо отпечатывалось место и дата отправления, и продавали филателистам как целые письма или вырезки из конвертов. На марки хорошей сохранности с обратной стороны наносили новый клеевой слой. Запечатывали их в конверты по 1000 штук в каждом и рассылали для реализации на почтамты разных городов. Те, в свою очередь, снабжали очищенными марками подчиненные им почтовые конторы. Незначительный процент фальсификатов продавался через мелочные лавочки и марочных торговцев.
Целые письма делались таким образом. На московском почтамте тот же чиновник Дмитриев аккуратно гасил марки на конвертах и открытках. Затем корреспонденция передавалась Коновалову — работнику почтового вагона № 17 (вспомните штемпеля на письмах житомирского коллекционера, на линии Москва — Петербург). Тот, проставив на отправлениях соответствующие печати, вручал их на петербургском почтамте чиновнику Гессе. Этот накладывал местный штемпель, после чего письма, как филателистический материал, продавались в марочные магазины.
Следствие длилось около трех лет. За это время двое обвиняемых успели умереть, а двое скрылись. И все-таки на скамье подсудимых оказалось 18 человек.
Официально не сообщалось, какое количество марок очистили фальсификаторы. По данным прессы — 200 миллионов штук (следует заметить, что в России начала века ежегодно продавали чуть больше 350 миллионов знаков почтовой оплаты). В повторное обращение направлялись преимущественно семикопеечные марки — самые ходовые в то время.
Прокурор предъявил фальсификаторам иск на сумму 300 тысяч золотых рублей. Такова была, по мнению экспертов, номинальная стоимость марок, вторично попавших в почтовое обращение. Пять дней шло судебное разбирательство. На пять часов заперлись присяжные заседатели в совещательной комнате. И вот приговор… Семь человек — оправданы. Остальные были наказаны тюремным заключением на разные сроки. Организаторы всего дела братья Бергер лишались всех прав и приговаривались к двум годам заключения в арестантском отделении с последующим четырехлетним пребыванием под надзором полиции. Иск казны был удовлетворен в половинном размере.
А. Вигилев.
Филателия СССР. 1976. №7
